КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Бунт голодных и предательство Царя Голода
Ночь великого бунта. Великолепная, чрезвычайно богатая зала. Статуи, картины старых и новых мастеров, мозаика, мрамор, тропические цветы. Направо, сквозь широкую арку, спуск вниз по белой мраморной лестнице. Налево, также сквозь арку, видна библиотека - ряды шкафов, уставленных книгами в богатых переплетах. Из предосторожности горят не все огни, и освещена зала тускло; всю заднюю стену занимают большие, почти до полу, окна, за которыми клубится ярко огненно-красное зарево пожаров. Когда в зале темнеет, на пол от окон ложатся широкие багровые полосы, и люди, стоящие у окон, бросают длинные черные тени. В том, как беспорядочно расставлена мебель, и в том, что хозяев трудно отличить от гостей, в движении танцующих, в забвении некоторых приличий чувствуется страх и ожидание. Музыка, помещающаяся на хорах, то начинает играть громко и бравурно, то беспорядочно замолкает; и одна какая-нибудь труба нелепо долбит свою ноту и сразу испуганно обрывается - точно охнув.
Дворец, охраняемый внизу стражею, считается местом относительно безопасным, и бунт загнал сюда почти всех, кому он враждебен и кто его боится. Так же, как и Зрители в суде, пышно разодетые декольтированные дамы и девицы, осыпанные драгоценностями, красивые, породистые; такие же мужчины, во фраках. Но есть и в сюртуках и даже в блузах: так, группа Художников и Писателей одета с несколько искусственной небрежностью.
Ученые почти все в сюртуках и пиджаках, некоторые довольно грязны. Тут же, в толпе, несколько священнослужителей со скромными, заискивающими лицами; к ним остальные относятся невнимательно и даже грубо.
Движения собравшихся суетливы. Быстро образуются группы и так же быстро распадаются, потому что все ищут нового и успокоительного; почти никто не сидит. Часто с осторожностью подходят к окнам и заглядывают на улицу, иногда безуспешно пытаются задернуть прозрачные гардины. И во все время картины где-то недалеко бухает набатный колокол голодными призывными звуками; и кажется после каждого особенно сильного удара, что ярче стало зарево и беспокойнее движения гостей. Удары колокола то учащаются, и тогда в них чувствуется надежда, радость, почти торжество, то становятся медленными, тяжелыми, печальными - точно устали и руки и сердце старого Звонаря. Так же непрерывно слышится хриплый рог Смерти. То далекий, то до ужаса близкий, он минутами заглушает все остальные живые и мертвые голоса; и тогда как бы сами гаснут многие огни, и все замирает в неподвижности, и по полу ложатся длинные черные тени от ярко багровеющих окон.
Занавес открывается при смешении всех этих звуков: бравурной, но растерянной музыки, хриплого рога и частых ударов колокола.
РАЗГОВОР ГОСТЕЙ
- Я все еще не могу поверить, что бунт вспыхнул. Какой ужас!
- Да и многие не хотят верить. Это произошло так внезапно. Еще только вчера все было спокойно и мирно.
- Но послушайте, что делается там. Эта смерть...
- Каждый удар колокола обрушивается на голову, как молот!
- Ведь это значит, что через минуту могут прийти сюда и убить всех: мужчин, женщин, детей.
- Нас охраняют.
- Ах, оставьте! Неужели вы верите в стойкость этой наемной сволочи, что внизу? Стоит перейти силе на ту сторону, и все будет кончено. Где Царь Голод?
- Там!
- Боже! Неужели он изменяет? Я всегда говорил, что не нужно доверяться этому подлому лакею, этому пройдохе, провокатору!
- Зачем играет музыка? Крикните ей, чтобы замолчала.
- С музыкою легче.
- Оставьте! Нас могут услыхать с улицы.
- Там не слышно. Там своя музыка. Послушайте!
Прислушиваются.
- Боже мой, какой ужас! Не нужно привлекать внимания. Эй вы, музыканты, замолчите!
- Неудобно без хозяев.
- Ах, разве теперь не все равно! Да замолчите же вы, там!
Музыка беспорядочно затихает. Ужас гостей.
- Что случилось?
- Почему музыка молчит? Что случилось?
- Сюда идут!
Громкий дрожащий голос:
- Господа, сюда идут! Господа, господа!
Все мечутся. Истерический плач.
- Да нет же, успокойтесь, ничего не случилось.
- Баррикадируйте двери!
Голос Хозяина
- Что случилось? В чем дело?
- Кто-то приказал музыке молчать, и вот все в ужасе.
- Кто приказал? Как он смел? Музыканты, играйте. Господа, ничего не случилось. Сейчас будем танцевать. Кавалеры, приглашайте дам на котильон.
Некоторое успокоение. Кое-где даже слышен смех.
- Позвольте вас просить.
- Вы наступили на платье.
- Pardon!
РАЗГОВОР УЧЕНЫХ
- Конечно, бояться нечего. Раз Царь Голод с нами...
- А вы уверены в этом?
- Но, по крайней мере, история...
- Ах, это так шатко: история. Разве мы знаем настоящую историю?
- И это говорите вы, историк?
Сдержанный смех и улыбки.
- Я знаю только одно, что это ужасно. Как можете вы измерить энергию, которую накопил Царь Голод в этих темных, несчастных массах. Быть может, ее достаточно только для короткой вспышки, а быть может, она опрокинет все, всю нашу культуру. (Указывает на окна.) Вы знаете, что это горит? Хорошо, если дом. А если это уже горят музеи? Библиотеки?
- Огонь не разбирает ничего!
- Боже мой!
Кто-то гасит часть огней. Становится темнее, и окна ярко багровеют. И снова ужас.
- Что это?
- Почему темно? Что случилось?
- Господа, господа!
- Прекратился ток!
- Сейчас наступит тьма!
- Зажигайте свечи! Где свечи? Скорее!
- Да нет же, успокойтесь. Какие трусы!
- Позвольте вас просить?
- Вы с ума сошли? Танцевать?
Музыка играет вальс.
- Почему же вальс? Говорили, что котильон?
- Ах, не все ли равно: вальс, котильон, дьявол!
- Как вы грубы!
- Pardon!
В полутемноте кружится одиноко какая-то пара и вскоре куда-то исчезает.
- Господа, новости! Новости!
- Что такое?
- Новости! Слушайте!
- Я оттуда.
- Боже мой!
- Говорите! Говорите!
- Это ужас! Я точно вырвался из другого мира, который может пригрезиться только во сне. Пустынные улицы, над которыми в воздухе проносится рев. Откуда он - я не знаю. Кровавая мгла. Черные тени. Трупы под ногами. Молчаливые раскаленные пожарища, около которых нет никого. Где люди?
- Вас ранили?
- И вдруг - толпа. Вихрь криков, тел, оскаленных зубов. Кто это? Я никогда не видал их раньше. Они разрушают все. Они убивают друг друга. Они убивают детей. Я видел: они сожгли большой дом, полный спасавшихся женщин и детей!
- Какой ужас!
Кто-то истерически плачет.
- Замолчите!
- Это голодные!
- Это чернь! Они придут сюда.
- Какие-то косматые, полуголые чудовища. Кто это? Я никогда не видала их раньше. И еще говорят, что двинулась деревня, что все деревни идут в город.
- Это конец!
- Мы погибли!
- Это революция!
- Не оскорбляйте революцию. Это бунт. Вы слыхали: они жгут женщин и детей.
- Звери вышли из лесов!
- Леса идут на нас!
- Мы погибли!
- Орда варваров идет на нас!
- Звери вышли из лесов!
- Я слышу скрипение колес. Мы погибли!
- Гасите огни!
Гаснет еще несколько огней. Рог Смерти слышится где-то совсем близко.
- И я видел, как жгли женщин и детей. И я не хочу после этого жить. Я пришел только рассказать - предупредить. Там где-то мой отец, мать... Скажите им, что я умер. (Быстро выхватывает револьвер, стреляется.)
Ужас. Все мечутся. Труп быстро подхватывают и уносят.
- Что это?
- Сюда пришли. Господа!
- Нет, это застрелился кто-то.
- Зачем же он всех пугает?
- Подотрите кровь!
- Музыка! Музыка!
- Он сказал, что горит Национальная галерея.
- Что?
- Горит Национальная галерея.
- Господа! Новость. Горит Национальная галерея.
Многие бросаются к окнам.
- Вот.
- Это правда!
- Осторожнее, господа, осторожнее!
- Задерните занавеси!
- Горит Национальная галерея!
- Послушайте, вы наступили мне на ногу.
- Какой огонь!
- Что? Что? Что?
Крайне взволнованный, выбегает из библиотеки Художник в большом белом галстуке и бархатной блузе. За ним выходят другие Художники.
- Это правда? Горит галерея?
- Да. Да. Смотрите.
- Горит галерея? Горит Мурильо? Горит Веласкес? Рубенс? Джорджоне?
- Да. Да. Смотрите, какое зарево.
- Еще бы. Масляные краски!
Художник (рыдает, закрыв лицо руками. И вдруг кричит исступленно) (Бежит к двери.)
- Куда он?!
- Он с ума сошел!
- Держите его!
- Убежал!
- Хотел бы я посмотреть, как он не позволит. Удивительные фантазеры эти артисты!
ХУДОЖНИКИ ГРУППОЮ
- Горит Мурильо!
- Горит Веласкес!
- Горит Джорджоне!
- Боже, боже!
Некоторые из Художников преклоняют колени перед старинною черною картиною и говорят, молитвенно опустив голову:
- Ты, бессмертная картина!
- Ты, дивное создание человеческого гения!
- На тебе покоится божественная красота. И ты умрешь!
- Ты оправдание всей жизни нашей. И ты умрешь!
- Люди погибнут с тобою.
- Прости нас, великая, божественная картина. Мы бессильны защитить тебя.
- Нам самим остается только умереть!
Злой, отрывистый смех Гостей.
Голоса. Тут гибнут люди, а они о картинах!
- Фанатики, они знают только свои картины. Что такое их картины! Тут можем погибнуть мы, вот что важно.
- Картины хороши в спокойное время.
- Нас не спасут их картины! Картины!
- Но все-таки жалко.
- Оставьте! Только бы мы уцелели - для нас напишут новые картины.
- Еще лучше!
- Сколько угодно. Мы можем погибнуть - вот что важно!
- Но господь не допустит, чтобы погибло столько невинных.
- Ах, оставьте, святой отец. Вы бы лучше раньше учили этих мерзавцев, что голод - путь к блаженству, а не к бунту!
- Учили, но... (Аббат разводит руками.)
- Не верят!
- Верят, но... (Продолжает стыдливо.)
- Что же? Разве веревка оборвалась?
Аббат стыдливо отходит.
Старичок в мундире. Я всегда утверждал, что необходимы реформы. Нельзя доводить до крайности. Вовремя брошенный кусок хлеба, даже просто ласковая улыбка... (Изображает старческим ртом ласковую улыбку.)
- Ах, пожалуйста, реформы, все что угодно. Мы можем погибнуть, вот что важно. Вы понимаете это: мы!
Все с яростью наступают на Старичка и бьют себя кулаками в грудь.
- Мы можем погибнуть, вот что важно. Мы!
- Мы!
- Вы понимаете это: мы!
- Мы! Мы!
Яростными криками "Мы! Мы! Мы!", двигаясь толпою, загоняют Старичка куда-то в угол. Зарево, звук рога и колокола сильнее.
Тоскливые голоса. Боже! Неужели умирать!
- Боже, а я только что заказала новое платье. Боже, я только что заказала новое платье!
- Неужели умирать!
- Я не хочу умирать! Я хочу жить! Меня не имеют права убивать, если я хочу жить!
- Жить! Жить!
Толкаясь, с тоскливыми воплями "Жить! Жить!" беспомощно мечутся по залу. Что-то дикое, нелепое начинает играть музыка и, точно сама себя испугавшись, с воплем умолкает. Входит Профессор , сильно расстроенный. На него не обращают внимания. Толкают.
- Позвольте! Позвольте! Да позвольте же! (Почти плачет.) Я должен вам сказать! Я должен сказать!
- Что такое?
- Чего ему надо?
- Кто это? Чего ему надо?
- Господа, новости!
Собираются расстроенной кучкой вокруг Профессора .
- Господа! Я сейчас проходил по улице - они жгут книги!
- Какие книги?
- Что он говорит?
- Ну так что же! Что ему надо!
Профессор. Наше сокровище - нашу человеческую гордость - нашу великую святыню - они жгут книги, господа. Безумная чернь, что ты делаешь? Что ты делаешь?! Ах, друзья мои, друзья мои, - и когда я... когда я бросился отнимать... один маленький in octavo... 1 он, негодяй, ударил меня. (Плачет, протягивает, шатаясь, руки, но встречает пустоту.) За что он ударил меня? Разве я отнимал у него хлеб? Я работал честно, у меня только и есть что вот этот черный... черный сюртук. И больше ничего. Даже другого сюртука нету! Негодяй! (Плачет; обводит близорукими, заплаканными глазами комнату.) И когда я подумаю, что все это должно погибнуть - эти красивые статуи, эти дивные шкафы с книгами - в таких переплетах,- эти милые, прелестные, одухотворенные лица... Друзья мои! (Протягивает руки. всматривается. Молчат. Глядят на него откровенно. И вдруг он говорит тихо, с недоумением.) Где же лица? Где же лица? Что это? Кто это? (Громко.) Кто это?
Ищет дрожащими руками очки, надевает, смотрит - пренебрежительно, с улыбками, не удостаивая ответа, как сумасшедшего или ребенка, отходят. Молча, продолжая недоуменно оглядываться, идет за ними разбитой старческой походкой и скрывается в библиотеке. А вопли уже начались. Но теперь в них звучит подавленность, тоска, полная беспомощность, почти покорность.
- Мы должны умереть.
- Приближается гибель!
- Кто спасет нас? Мы погибаем.
- Уже нет надежды. Мы погибаем.
- Бог отступился от нас.
- Смерть! - Смерть! - Смерть!
Появляется . Говорит громко:
- Что с вами? Отчего вы не танцуете? Где музыка? Музыканты, играйте! (Молчание. Девушка в недоумении, потом в гневе.) Что же вы? Вы боитесь? Почему горят не все огни? Вы боитесь? О, трусы! Мне стыдно быть с вами! Да танцуйте же! (Топает ногою.)
Тихие, злые, хитрые голоса:
- Она сумасшедшая.
- Танцевать - теперь!
- Уйдем от нее.
- Она сумасшедшая. Ее нужно посадить в сумасшедший дом.
- Уйдем!
- Уйдем. С ней опасно. Она - кричит.
- Там могут услыхать. Уйдем! Уйдем!
Девушка в черном. Не в темноте, а в ярком свете нашей жизни должны мы их встретить. Вы слышите, трусы! Мы должны их встретить - танцуя - танцуя - танцуя! Пусть красотою будет наша смерть! Вы слышите!
__________
1. В восьмую часть листа (лат.) .
Все обернули к ней спины и потихоньку уходят, на цыпочках, согнувшись. Одни только спины, трусливые, съежившиеся, хитрые. И тихий, злорадный, испуганный шепот:
- Она сумасшедшая.
- Уйдем!
- Тише! Тише!
- Обманем ее! Уйдем потихоньку!
- Тише! Тише!
- Обманем!
- Тише!
Девушка в черном. О, трусы! Боже мой, что же это! Да танцуйте же, танцуйте! (В бешенстве плачет, топая ногами.)
- Тише! Тише! Уйдем! Тише!
- Не хотите! Так смотрите, я буду танцевать одна!
Хочет кружиться. К ней подходит Молодой человек , до сих пор молча стоявший у колонны, и говорит с изысканной нежностью:
- Позвольте вас просить.
Без музыки, в пустом пространстве некоторое время кружатся. А те, продолжая стоять к ним спинами, согнувшись, смотрят на них через плечи и шепчут, наполняя зал шипением:
- Сумасшедшие! Сумасшедшие! Сумасшедшие! Сумасшедшие!
Молодой человек (останавливаясь)
Проводит Девушку среди поспешно расступающихся Гостей. Как только они скрываются, все с хохотом высыпают на середину.
Ликующие голоса. Ушла!
- Ха-ха-ха! Ушла!
- Мы ее обманули!
- Как они танцевали!
- Ха-ха!
Сердитый голос. Ее нужно посадить в сумасшедший дом. Своим криком она может поднять на нас весь город.
- Связать!
- Заткнуть ей рот.
- Еще немного - и я бы схватил ее за горло.
- Танцевать? Мы погибаем - вот что важно!
- Нужно молиться богу.
- Оставьте. Бог лучше вас знает, в чем тут дело. Нам нужно молиться дьяволу!.. Дьяволу!..
- Что они говорят? Это кощунство! Бог за нас!
- Я не хочу умирать. Я хочу жить - жить! А кто мне даст жизнь, бог или дьявол,- мне все равно!
- Нет, он прав! Мы должны молиться дьяволу!
Шум. Почти вбегает Лакей и говорит Хозяину дома.
- Сюда идут! Уже близко!
- Что?
- Сюда идут!
Хозяин дома (задыхаясь, громко) . Господа, внимание. Они идут сюда. Гасите огни. Гасите огни. Скорее! Есть еще надежда, что нас не заметят в темноте. Гасите огни!
Общий переполох, но голосов не слышно. Охваченные паническим страхом, молча, точно слепые, все движутся в разные стороны и натыкаются друг на друга, пока гасят огни. И отовсюду, из всех дверей являются такие же смятенные, растерянные фигуры. Приходят и Художники . Погасла последняя лампочка, и наступает полная темнота, в которой со зловещей яркостью выступают красные четырехугольники окон. Теперь в среднем большом окне с цельным стеклом можно рассмотреть черный силуэт старинной колокольни, за которым клубится красный дым и даже как будто показываются языки огня. И оттуда идет непрерывный звон. Недалеко и хриплый рог Смерти. И в темноте протяжные плачущие голоса:
- Приближается гибель.
- Они идут, уже слышны их жестокие шаги!
- Погибнут картины! Погибнет Веласкес, Мурильо, Джорджоне!
- Погибнем и мы! И мы! И мы!
- Приближается гибель!
- Простите нас, голодные. Мы все сделаем для вас.
- Погибнет Веласкес!
- Боже, сжалься над нами!
- Он не услышит! Он отступился от нас.
- Он никогда и не был с нами. Молитесь дьяволу!
- Дьявол! Дьявол!
- Боже! Боже!
- Приди, о дьявол!
- Защити нас, о дьявол!
- Боже! Боже!
- Дьявол! Дьявол!
- Приближается гибель!
Стоны. Внезапно в темноте, с той стороны, где лестница, раздается мелкий, но спокойный, самоуверенный и громкий голос:
- Что здесь такое? Отчего у вас темно? Разве ток прекратился?
Одновременно испуганные и радостные голоса:
- Дьявол! Дьявол!
У входа зажигаются несколько лампочек и освещают маленькую фигурку Инженера . Это низенький, лысый, грязновато одетый, но чрезвычайно самоуверенный человечек. Некрасив,- хорош только большой выпуклый лоб. Говорит что-то с улыбкой - он демократичен и не считается с приличиями,- и тот отвечает, разводя почтительно руками.
Инженер. Ага, понимаю! Пустяки, господа, пустяки. Можете зажечь все огни. Зажги-ка, любезный, они сами сейчас едва ли...
Вынимает грязный носовой платок и громко сморкается. Общая радость, крики "Инженер! Инженер!". Зажигаются все огни. Хозяин дома обнимает Инженера.
- Новости, дорогой мой, новости!
- Господа! Новости! Инженер принес новости!
- Пусть говорит!
- Слушайте, слушайте!
Инженер. Ничего особенного, господа. Должен вам сказать...
Вынимает платок и громко сморкается. Возмущенные нетерпеливые голоса:
- Что это?
- Тут ждут, а он...
- Он еще сморкается...
Инженер. Господа, если бы мой нос строил я, он, конечно, не нуждался бы в платке. Но насморк...
- Особенных новостей нет. Бунт еще продолжается. Эти господа зажгли что-то там еще, кажется, Национальную галерею. Такие идиоты! Впрочем, очень возможно, что галерея зажжена нашими же снарядами.
- Так это правда! Дальше! К делу!
- Могу добавить, что бунт захватывает, по-видимому, некоторые новые районы. Но мы, инженеры, приняли некоторые меры...
- С кем Царь Голод? Вы не видали?
- Виноват, этим вопросом не интересовался. Так вот, осмелюсь доложить, мы приняли некоторые меры... Боюсь, однако, что здесь нет людей, которые хорошо знали бы математику.
- Говорите без математики.
- Хорошо-с. Так вот, я и мои товарищи сделали несколько снарядов особенной, так сказать, разрушительной силы, размеры которой, сударыня, я затрудняюсь определить. Представим, например, обычную городскую площадь, полную народа,- и достаточно одного-двух таких снарядов...
Голоса. Ого!
- Славно! Так, так. На кусочки!
- Какой ужас!
- Оставьте. Я говорил, что нужно молиться дьяволу. Браво!
- Браво! Браво!
Аплодисменты. Инженер кланяется и снова вынимает платок.
- Извините, господа, но, право, такой ужасный насморк...
- Ничего! Пожалуйста! Пожалуйста!
- Неужели у него нет чистого платка?
- Далее, на Солнечной горе мы поставили ряд больших орудий огромной силы. И если бунт еще продолжится, мы закидаем город.
- Это невозможно. А мы!
- Погибнут невинные!
- Это невозможно.
- Конечно, господа, здесь есть известный риск для нас. Но в настоящее время, благодаря работе моих товарищей...
- Браво!
- Прицельность орудий достигла такой высокой степени...
- Браво! Браво!
Аплодисменты.
Инженер (кланяется боком и знаком подзывает Лакея) . Не можешь ли ты мне, любезный, принести рюмку коньяку?
Хозяин (громовым голосом) . Коньяку господину инженеру!
Инженер. Такой, знаете, холод. В заключение, господа, еще одна маленькая, но утешительная новость. В среде этих же голодных мы нашли за невысокую относительно плату несколько достаточно умных и расторопных господ и снабдили их поручениями интимного свойства. И в настоящую минуту эти идиоты уже начали великолепнейшим образом истреблять друг друга.
Хохот.
- Конечно! Конечно!
- Так! Так! Браво!
- Дьявол помогает.
Аббат стыдливо качает головою. Инженер берет принесенную рюмку коньяку и пьет с поклоном.
- За ваше здоровье, сударыни!
Очень красивая дама, Жена Хозяина дома , говорит громко:
- Господин инженер! Вы некрасивы, у вас грязный носовой платок, вы вульгарны и не умеете держаться в порядочном обществе, но вы наш спаситель, и я становлюсь перед вами на колени. (Становится на колени.)
Остальные кричат:
- И я! И я! И я!
Дама (продолжает)
- И я! И я!
- И мой муж позволит это, потому что и он, как и все мы, понимает, что вы наш спаситель. Позвольте поцеловать вашу руку. (Тянется на коленях за рукою.)
Другие также.
(вульгарно) . Пустяки, пустяки, сударыня. Впоследствии я, быть может, воспользуюсь вашими любезными предложениями, а пока... я очень устал и хотел бы вымыть руки. (Удаляется, сопровождаемый отрядом дам и девиц.)
Голоса.
- Приглашайте дам!
- Как светло!
Играет музыка. Некоторые танцуют. Колокол звонит почему-то реже, но рог Смерти на некоторое время становится почти непрерывным. Вот он заглушает колокол, вот заглушает и заставляет молчать музыку - вот он наполняет залу, хриплый, торжествующий, бешеный. Все прислушиваются, вытянув шеи. Говорят почти шепотом:
- Смерть!
- Ужасно!
- Вы слышите?
- Чувствуется, как падают сотни людей.
- Тысячи!
- Смерть! Смерть!
Вдруг сразу наступает мертвая тишина, которая почти оглушает своей резкой неожиданностью. Умолкает колокол. Всхрипывает еще раз и умолкает рог. Мертвая тишина. Ярко горит электричество. Все застыли на своих местах и вопросительно, с тревогою переглядываются. На лестнице движение. Тяжелые, медленные шаги.
- Что это?
Входит . Он окровавлен, и измученное лицо его смертельно бледно. На голове острая красная корона; на остриях ее что-то красное, кровавое, будто куски человеческого мяса. Ни на кого не глядя, тяжелыми шагами он проходит в середину залы и стоит некоторое время в позе безысходного отчаяния и тоски. Шепот:
- Что это? Что с ним?
Царь Голод (поднимает голову с незрячими, точно ослепшими глазами и говорит тихо)
Музыка играет торжественный победный марш.
Опускается занавес .