ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Ночь. Туман. Набережная одного из петербургских каналов. Мутный воздух светел от городских фонарей и неподвижен. Отчетливо видна на первом плане только чугунная решетка; за нею, где вода канала и та сторона - мглистый провал, бесформенное нечто, смутно намекающее на какие-то огромные дома. В нескольких окнах, разбросанных по шести-семи этажам, ночные огни,- слабые и неподвижные желтоватые пятна.
У чугунной решетки, полуоблокотившись на нее, стоят и разговаривают Генрих Тиле и Феклуша. Тиле курит сигару.
Тиле. Ты пьян, Феклуша, совсем пьян. У тебя зеленые глаза. Идем!
Феклуша. Не пойду.
Тиле. Хочешь, я позову извозчика? Тогда тебе не нужно будет передвигать ногами.
Феклуша. Не хочу.
Тиле. Я дам тебе еще коньячку.
Феклуша. Не хочу. Вы сами пьяны. Я не хочу на вашу квартиру, пустите меня. Я не хочу!
Тиле. Не кричи!
Феклуша. Я не кричу.
Молчание.
Пустите меня, Генрих Эдуардович, я на коленки перед вами стану. Хотите, я на коленки стану, пустите. А то опять закричу.
Тиле. Александров!
Феклуша. Я не буду. Зачем вы отыскали меня, Генрих Эдуардович? (Плачет пьяными слезами.) Я спрятался, и вы меня отыскали, я больше не могу. И в трактир не хочу, и коньячку вашего не хочу, я домой пойду, меня жена ждет.
тебя богатым, ты будешь богат, Александров? Вспомни.
Феклуша. Ну и хотел, а теперь не хочу. Я с ума сошел с вашими картами, У меня живот подтянуло, как у гончей собаки. Все бегу, все бегу, а куда - и сам не знаю. Проклятый был тот день, когда я вас на Невском встретил... Обрадовался, товарища нашел!
Тиле. Да, это был проклятый день, ты вполне точно выражаешься, Феклуша. Пойдем ко мне, пойдем, у нас будет очень хорошо. Ты забыл? Зажжем все лампочки, я достану коньячку...
Феклуша. Не пойду. Вот мое последнее слово, Генрих Эдуардович.
Тиле. Зови меня Генрих.
Феклуша. Не хочу. Или вы бежите теперь же с вашим миллионом, или... к черту все это, к черту! К дьяволу!
Тиле. Хорошо, я убегу. Выпей-ка, Феклуша, это коньячок.
Феклуша. Откуда это? (Пьет из горлышка.) Здорово хорошо. А вы?
Тиле. Я тоже выпью. (Пьет.)
Феклуша (смеется). Хороши товарищи! Вот бы из вашего банка на вас посмотрели, до чего смешно, ей-Богу?
Тиле (тоже смеется). Они спят, Феклуша, и видят во сне, что Генрих Тиле занимается арифметикой. А Генрих Тиле пьет с Феклушей коньячок.
Оба смеются, покачиваясь.
Феклуша. А где мы? Я этого места не знаю. Где мы, Генрих Эдуардович?
Феклуша. Хочу. (Плюет.) А это что?
Тияе. Это освещенные окна в доме, который на том берегу. Кто-нибудь не спит. И он не спит.
Феклуша. А я думал, что мы одни только не спим. Еще коньячку нету, я бы выпил, мне холодно.
Тиле. Пойдем ко мне, я дам: там стоит такой круглый столик, Феклуша, и на нем коньячок и пуншик. Ты любишь пуншик?
Феклуша (все еще упрямо, но слабея). Не пойду. Или вы теперь же бежите, или... Отчего вы не бежите? Ну какой вы вор, ей-Богу, честное слово. Вот возьму, да в воду и брошусь, ей-Богу.
Тиле. О, какой ты хитрый, ты очень хитрый зверек, Феклуша. И все вы очень хитрые звери, и вы хотите быть хитрее Генриха Тиле, но нет! - Он вас обманет, Феклуша! - я шутил. Ты можешь гнаться и ночью и днем: ты не догонишь. Ты совсем сойдешь с ума, у тебя станут желтые глаза, ты будешь выть у двери, но ты не догонишь!
Феклуша. У меня и сейчас желтые глаза. И вы тоже пьяны.
Тиле. Ты глуп, Александров! Я не могу быть пьян. Я пью вот это (бросает бутылку в воду) - и оно становится огнем, оно горит как пламя. Во мне огонь, Александров!
Феклуша. Я бы двадцать раз убежал.
Тиле. О да. И ты двадцать раз убежал бы, и другой дурак двадцать раз убежал бы - и уже двадцать раз полиция поймала бы еще одного дурака! Но я терплю. Я думаю и терплю. О, я уже устал составлять планы и разрушать планы; но вот скоро у меня будет такой, которого нельзя разрушить,- и тогда я исчезаю. Ейн, цвей, дрей - фух! (Дует на пальцы.) Где Генрих Тиле? Исчез, извините, надел шапочку-невидимочку. Феклуша! Ты можешь догнать призрак?
Феклуша Вот я и опять как будто верю. Истинный вы демон-искуситель, Генрих Эдуардович! Я лучше домой пойду, ей-Богу.
Тиле. О, верь мне, Феклуша, пожалуйста, верь! У меня необыкновенная голова, которая все видит. Ты говоришь - это туман, а я говорю: нет, это крылья, на которых полетит Генрих Тиле. У меня необыкновенная голова, Александров: когда все спят, она думает. Что она думает? Все! О, какие сны я вижу, какой я счастливый человек, Александров! (Счастливо смеется.) Извини, пожалуйста, я тебя толкнул.
Феклуша. Пустяки, ну что вы, Генрих Эдуардович.
Тиле. Нет, это невежливо. Извини, Глупцы мне говорят: что вы делаете целыми днями, Генрих Эдуардович, вы всегда один? А мне не хватает дней и ночей, чтобы думать! - Думать!, - Думать! Они везут меня к веселым женщинам как больного, которого надо лечить, и спрашивают: хорошо, Генрих Тиле? И я говорю: очень хорошо! Замечательный разврат! (Смеется.)
Феклуша (также смеясь). Хорошие женщины?
Тиле. Но ты же глуп, Феклуша,- разве мне эти женщины нужны? Три рубля, и я уже развратник,- глупо! Послушай: мне сейчас тридцать четыре года, я могу прожить еще столько же... и пусть я буду старик, это ничего не значит: папами в Риме делаются только старики, это ничего. И в Америке... или там, где я буду, где будет тот человек, который вылезет из глупой шкуры Генриха Тиле - в Америке я пущу в обращение мой миллион: о, я умею обращаться с деньгами! И у меня уже есть, я обдумал, все предусмотрел, и знаю десять комбинаций, которые через пять лет дадут мне сто миллионов рублей. Это хорошо: сто миллионов?
Феклуша. Что спрашивает!
Тиле. Нет, Александров, это плохо, но тысяча миллионов - это уже хорошо! Это уже можно жить. Это уже можно наслаждаться! Это уже можно иметь дворцы, покупать женщин, быть благодетелем идиотов, иметь собственного Генриха Тиле, который любит точность,- это уже можно наслаждаться! Я буду наслаждаться, Александров!
Феклуша. Нет, не хочу. Пустите меня, Генрих Эдуардович, голубчик! Зачем вы меня за руку взяли, пустите...
Тиле. Ты должен мне верить, Феклуша, старый товарищ! Должен любить меня, у меня необыкновенная голова - о Феклуша, Феклуша!
Феклуша. Ей-Богу, люблю, да люблю же!
Тиле (наклонившись к нему, тихо). Тихо, Александров: ты знаешь, что я, Генрих Тиле,- уже преступник? Да!
Тиле. Ты умеешь думать только про деньги? - нет, это не деньги. Это - женщины, это маленькие девочки, которые еще картавят: Генлих, Генлих! Это - убийство людей, это обман, предательство, насмешка, ложь, жестокость... И что еще есть? Что еще есть, Феклуша, чего бы не испытал Генрих Тиле?
Феклуша (слабо). Пустите.
Тиле. Сейчас, Феклуша, сейчас будет коньячок, ты любишь коньячок? Или пуншик? Милый Александров, я дам тебе пуншику, о да, сколько хочешь.
Феклуша. Опять пуншик? - Не хочу. (Грубо.) Когда вы все это успели? Врете вы все, у вас и денег на это нет. Не хочу слушать глупостей, вот и все.
Тиле (счастливо смеется). Я готовлюсь, ведь надо же все это уметь, понимать, как нас учили в Петершуле. Я готовлюсь, я рисую картины, я знаменитый живописец, Александров! И я свершил все!
Феклуша. Пустите.
Тиле. Молчать - или я брошу тебя в воду! - Я свершил все. Они, вот эти, они знают только тело преступления,- я, Генрих Тиле, проник в его душу. О, как я знаю душу убийства!
Феклуша. Я закричу городового.
Тиле. Молчи, дурак!
Феклуша (громко). Го...
Тиле зажимает ему рот. Легкая борьба и молчание, слышен только испуганный сап Феклуши и тяжелое дыхание Тиле.
Феклуша. Нет. Я испугался отчего-то.
Тиле. Ну да, ну да: ты подумал, что я говорю серьезно, и ты испугался. Не дрожи так, не надо дрожать, не надо. Ты бедный зайчик, Феклуша, а я волк, да? (Смеется, стараясь казаться добродушным.) А, я волк, да?
Феклуша. Я очень люблю вас, Генрих Эдуардович, вы мой благодетель, и как. же я могу кричать! (Всхлипывает.) Пустите меня, мне очень холодно, я могу сильно простудиться.
Тиле. Да, да, такой сырой туман,, ты можешь простудиться, милый. Феклуша. У тебя такое слабое здоровье, милый Феклуша. Не надо дрожать, не надо, мы сейчас пойдем. Ты можешь идти или еще немного подождать? Я подожду.
Феклуша. Я сейчас.
Тиле. Ах, какой глупенький, маленький зверочек: он дрожит! Но мы его согреем горячим пуншиком, очень горячим пуншиком, и мы будем, наконец, музицировать! Ты хочешь музицировать, Феклуша?
Феклуша. Хочу.- Кто-то идет, Генрих Эдуардович, пустите мою руку.
Тиле (смеется). Это лесной царь, Феклуша: "...к отцу, весь издрогнув, малютка приник..." Кто еще идет? Кто еще хочет пугать моего зайчика? (Смеется) Это ничего: это дама в большой шляпе. Это прекрасная дама за пять рублей, и ты будешь сегодня Дон-Жуан!
Феклуша. Нет, не надо.
Тиле. Нет, надо, ты хочешь, ты хочешь, ты сам это говорил. Ну - улыбайся, улыбайся же, Александров, ты молодец!
Здравствуйте, прекрасная дама. Позвольте вас спросить, отчего вы гуляете одна в такую дурную погоду?
Дама молчит и приглядывается.
(Смеется.) Но не молчи же, Феклуша, надо быть любезным кавалером. Спроси ее. Ты же сегодня Дон-Жуан!
Женщина смеется и делает ручкой.
Женщина. Здравствуйте, дружки. Вы смеетесь или нет? Что вы тут стоите, над каналом, меня ждали?
Тиле. Она спрашивает: меня ждали? Ну же, Феклуша, отвечай ей. Это очень милая дама!
Феклуша. Что же ей отвечать, чудак вы, Генрих Эдуардович! Нанять извозчика, вот вам и все. Еще отвечать!,
Тиле (в восторге). Вот это молодец! Это молодец!
Оба смеются. Женщина, подумав, вторит им.
Женщина. Вы пьяные? Отчего вы стоите над каналом? А я озябла, домой иду. Который теперь час?
Феклуша. Счастливые часов не наблюдают. Генрих Эдуардович, что я сказал: счастливые часов не наблюдают!
Хохочет; Тиле также, похлопывает его по плечу.
Женщина. А если вы такие счастливые, так возьмите меня,- я тоже счастливая, ей-Богу! Меня подруги так и кличут: Женька Счастливая, ей-Богу! Я счастье приношу, которому со мной... меня все фалють. Пойдем, чего ж мы тут стоим, у меня курица на шляпе дождя боится!
Феклуша (хохочет). Счастливые часов не наблюдают. Что? А ты что думала, Женичка? Вот я тебе и сказал!
(одобрительно). Но, но, Феклуша, ты очень разошелся. Нам еще нужно спросить прекрасную даму: а какая ваша цена? Сколько стоит?
Женщина. Ну, какая там цена, глупости выговорите. Пойдемте, вот и все.
Тиле. Феклуша! Это ее Генрих Тиле спрашивал: а какая ваша цена? Сколько стоит? Он всегда боялся, что дорого!
Женщина. Ну, какое там дорого.
Тиле (смеется). Ну да - а он боялся! Но мы не боимся и берем вас, Счастливая Женя, теперь мы все счастливые.
Феклуша. Все! Она мне нравится, Генрих Эдуардович, возьмите ее. Женичка, а ты коньячок любишь?
Тиле. Конечно, берем, конечно. И коньячок будет; и горячий пушник будет - идем!
Женщина. А куда вы меня повезете? Я в чужое место боюсь.
Феклуша. Мы добренькие, Женичка, не бойся. Генрих Эдуардович, я ее под руку возьму? Женичка, вашу руку. У-у, какая ручка!
Тиле. Ноты совсем Дон-Жуан! Идем. И я буду ваш покровитель, идите же, милые дети, я за вами!
Идут. Генрих Тиле сзади.
Женщина. А куда мы?
Феклуша. Ты любишь меня, Женичка? Я добрый...
Набережная пуста. Туман. Ночь.
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
Когда, после быстрой смены, поднимается занавес,- глаз видит все ту же неподвижную, мертвую, незаконченную комнату с белыми пятнами все той же пустоты. Но освещена комната ярко, и на столе коньяк и фрукты, и за столом сидят и пьют: Тиле, Феклуша и Счастливая Женя. Выпито уже много, на столе беспорядок. Пьяный Феклуша без пиджака, в грязной рубашке и рваном жилете. У женщины небрежно полурасстегнут ворот. Но на голове все та же большая шляпа с мокрыми перьями. Тиле угощает.
Тиле. Выпейте еще рюмочку, Женя, я вас прошу. И скушайте вот эту грушу.
Женщина. Мерси, мне даже неловко. Сами угощаете, а сами ничего не пьете!
Тиле. Нет, я тоже пью. Прощу вас, за ваше здоровье, Счастливая Женя!
Феклуша. И я!
Женщина. Я буду пьяная.- Ну - за здоровье того, кто любит кого!
Пьют.
Лимончика пососать. А вы сколько же за квартиру платите?
Тиле. Тысячу двести.
Женщина. С швейцаром?
Тиле. О да! С швейцаром!
Женщина. Это недорого. И место у вас хорошее. Ну - что? Что ты меня дергаешь?
Феклуша. Женька, сними шляпу!
Тиле. Но, Феклуша, фи! Ты невежлив с дамой, ты должен ухаживать за ней, а не дергать. Фи!
Феклуша. Пусть она снимет шляпу, скажите ей. Женька, сними шляпу!..
Женщина. Вот далась ему эта шляпа! Пусть сохнет, говорю, на голове скорей просохнет, новой-то ты мне не купишь.
Тиле. И дергать за волосы!
Женщина. Он не больно. А тут такой серьезный разговор, а он заладил... Это недорого, тысячу двести, очень даже недорого. Но только комнат вы напрасно не сдаете, зачем им пустыми стоять. Стоят пустыми... ах, вы уже опять налили, скорый какой!
Тиле. За ваше здоровье.
Тиле. И притом с окнами на солнце: это очень важно.
Женщина. Ну, и с окнами на солнце, отчего же? Напишите и наклейте, швейцар и наклеит, вам и трудиться не надо. Вы кухарку держите или в ресторане обедаете?
Тиле. В ресторане. С кухаркой, знаете, столько неприятностей...
Женщина. Какая еще попадется, ну еще бы! И до чего вы, мужчины, жить не умеете, даже смешно смотреть на вас!
Тиле. Еще рюмочку.
Женщина. Мерси, уж не много ли будет! Лимончика пососать. Ты опять? Ах, какой же ты неотвязный - ну что тебе?
Феклуша. Ты со мной пришла, а не с ним. Велите ей, Генрих Эдуардович!
Тиле и женщина смеются.
Женщина. Да с тобой же, с тобой, а то с кем же! Ну, давай губки, я тебя поцелую, не сердись.
Феклуша. Не хочу. Ты меня должна любить, слышишь?
Тиле. Он ревнует. Александров, неужели ты ревнуешь?
Женщина. Так ты еще и ревнивый, скажите пожалуйста! Ах ты егоза!
Тиле. Он очень ревнивый зайчик!
Женщина. О? Ах ты дурачок, Феклушенька. Гляди, вот и товарищ над тобой смеется, думает: какой глупый, а еще борода как у козла. У-у, ты, козлик!
Треплет Феклушу за бороду, тот счастливо хохочет.
Феклуша. Пусти! Женька!..
Женщина. А вот и не пущу. Ты будешь меня ревновать? Ты будешь меня ревновать? - зайчишка ты этакий. Вот и пошутила немножко, а теперь можно я выпить. Пей, Феклушенька!
Тиле. Она тебя любит, Александров.
Женщина. Конечно, люблю, он веселый. Ну,- эка разиня, что же ты на скатерть льешь? Ты лить будешь, а за тебя потом скатерть стирать надо, ты осторожней будь, нехорошо. Налили мы тут у вас, извините.
Феклуша. Я кушаю. Он очень добрый, Женя, он очень добрый, да?
Женщина. Они нас угощают, а сами и не пьют.
Тиле. Ну что вы!
Феклуша. Я вас очень люблю, Генрих Эдуардович. Я его очень люблю, Женька, он добрый, я его хорошо знаю. Он говорит: Александров! - а я тут как тут. От него не убежишь. Нет...
Женщина. Ох, спина что-то заболела сидеть. Можно, я на диванчик сяду, где помягче?
Феклуша. И я!
Тиле. Конечно, я прошу вас! Александров, что же ты не помогаешь даме?
Женщина (пьяно смеется). А то я сейчас посуду прибирать начну. Ей-Богу, какая глупая! Другие что, а я, как напьюсь, так сейчас тарелки мыть, ножи, вилки прибирать! Умора! Намою мало, а набью - наколочу целую гору.
Тиле. Если это доставит вам удовольствие...
Женщина. Ну что вы, я еще не пьяна. Ох, хорошо! (Садится на диванчик.) А что ж, зайчишка, садись, я тебе сказочку скажу. Жил-был зайчик, длинные ушки до самой макушки...
Щекочет ладонь Феклупщ, тот смеется и отнимает руку. Тиле издали смотрит на них, его молчание кажется им его отсутствием.
Феклуша. Ты меня любишь, Женичка?
Женщина. Да люблю, люблю, а то что же делаю? Жил-был зайчик...
Феклуша. Ты озябла?
Женщина. Теперь согрелась" а то совсем скисла. Погоди, я шляпку-то сниму. Надоела, ну ее к черту! Перья тоже! Я, миленький, с пяти часов мостовую-то гранила, тут и ты скиснешь!
(смеется). А у меня пятеро детей, и жена опять беременна. Ей-Богу!
Женщина (также смеясь). Ах ты заяц! Да на что ж тебе столько? У меня один был, да и того в помойку бросила, а ты - пять! Девочки?
Феклуша. Три девочки, и мальчик, еще умер, Саша. Сколько это всего будет?
Женщина. Ну, конечно, девочки, эка добро. А у меня мальчик был, плюгавенький, недоносок...
Феклуша. Нет, ты сосчитай!
Женщина. Да зачем считать, чудак человек? Какой счетчик нашелся, своих детей по пальцам считаем. Брось!
Феклуша. Нет, ты это напрасно, Женя. Считать всегда нужно, а то забудешь. Погоди, я его спрошу... Генрих Эдуардович, сколько у меня детей, а?
Тиле закрыл глаза в молчит.
Женщина. Задремал, кажется, тише ты! Пусть поспит.
Феклуша. А ты его не боишься?
Женщина. Чего же мне его бояться? Это вы невежливы, а они очень вежливы, они мне очень нравятся. Тише, пусть поспит.
феклуша. Вот он умеет считать, так считает!.. У него - миллион!
Женщина. Да что ты!
Феклуша (смеется). Я нарочно, я тоже хитрый. Он думал, что я прячусь, а я... Он умный, а тоже дурак большой, дурак.
Феклуша. Я его обошел. (Смеется.) Он думал, что я прячусь, а я каждую ночь под окнами его стоял. Я все следы его обнюхал, от меня не убежишь, нет!
Женщина. Не кричи.
Феклуша. Я не кричу. Александров! - Ты у меня узнаешь Александрова, ты у меня запищишь. Я и плакать могу, я и плясать могу, если захочу, вот я какой. Вот возьму, руки на себя и наложу, тогда ищи Александрова. (В нос.) Александров!..
Женщина. Мели, Емеля, твоя неделя.
Феклуша. Нет, не Емеля, а ты мне не смеешь так, я тебе в морду дам!
Женщина. Какой сердитый зайчишка.
Феклуша. Нет, я не зайчишка. Я человек. Это он меня зайцем сделал, а я человек, у меня только способностей нет, а я человек. Во мне сердце бьется, я в Бога верую, а он нет. Какое он имеет право? (Плачет .) Я больше не могу.
Женщина. Ну вот! Чего не можешь-то?
Феклуша (плачет). Не могу я больше!..
Женщина. Перестань, надоело. А то засну, слышишь?
Феклуша. Поцелуй меня.
Феклуша. Не хочу. У тебя нос кривой: зачем ты пришла с кривым носом? Пошла вон отсюда!
Женщина. Сам пошел вон. Скажите! Не ты меня привел, ты и уходи. Зайчишка поганый!
Феклуша. Женька!..
Тиле (громко). Александров! Еще коньячку хочешь? Но, но - не драться, Александров! И не замахиваться!
Феклуша. Я не дерусь. Это она...
Тиле. Поссорились немножко? Это ничего, это пройдет. Выпейте коньячку, Счастливая Женя...
Феклуша (смеётся). У нее Нос кривой, Генрих Эдуардович. Ее черт к нам принес!
Женщина. А тебя кто? (Сердито надевает шляпу.)
Тиле. Ай, как не стыдно, Александров: ты обижаешь нашу гостью! Нет, нехорошо, Феклуша,- какой же ты мужчина?
Феклуша (смеется). Ее черт принес!
Тиле. Ну Так ты должен его благодарить, Феклуша, а не сердиться} Если бы черт принес мне такую женщину, я бы сказал ему спасибо! И пожал бы его волосатую честную руку (хохочет),
Женщина. И черти бывают разные, не одни люди.
Тиле (торжественно). Ты слышишь, Александров, глупец? Пей, освежи твой дурные мозги. Пейте, Женя, пейте больше, пейте скорее: скоро запоет петух! Моя ночь проходит, а я еще не видел ни одного моего сна. Пейте скорее, глотайте огонь! Вот я, Генирих Тиле, глотаю огонь. Смотрите: ейн, цвей, дрей! (Залпом выпивает большой стакан коньяку.)
Феклуша. И я! Смотрите, Генрих Эдуардович, и я!
Выпивает рюмку и кашляет; женщина, смеясь, колотит его по спине.
Женщина. И ты тоже!
Тиле. И он тоже! И все мы! Пейте скорее, я прошу вас, мои дорогие гости, я очень прощу вас: пейте скорее. Ночь идет быстро, но мы должны быть еще быстрее: понесемся как бешеные кони. Ты умеешь ржать, Феклуша?
Феклуша. Умею. Который час? Мне завтра на службу.
Тиле. Какая служба? Ты с ума сошел, Александров,- про какую службу ты говоришь? Ты забыл, Феклуша, старый товарищ, ты забыл - но ты служишь у меня!
Феклуша. Поплыл Феклуша! (Пьет.) Женя, пей!
Женщина. И то пью. (Смеется.) Вот погнали как на пожар.
Пьют, громко чокаясь.
Тиле. Женя, поцелуйте Феклушу. Феклуша, поцелуйте Женю.
Тиле. Скорее. Я хочу видеть, как влюбленный мужчина целует влюбленную женщину: подумайте, что я этого никогда не видал. Ну?
Феклуша. Ну?
Женщина (целуя и смеясь). Вот. Прямо: Христос воскресе!
Тиле. Нет, еще крепче, еще горячее! Ага. Так!
Женщина (смеясь). Тоже чудак, не видал, как делается. Теперь мы с тобой, зайчик, как муж и жена: три раза почеломкались. Что, еще захотел? Ну, целуй уж, только усы вытри.
Феклуша. Я тебя люблю.
Тиле. Хорошо? О, я знаю еще одну штуку: сейчас мы все будем смеяться. Погодите, я одну минуту, одну минуту! (Быстро выходит в спальню.)
Женщина. Пьяна я, зайченька, вся комната перед глазами пляшет. (Смеется.) Что это он еще придумал, льстивый какой!
Феклуша. Поцелуи меня еще. У меня тоже все пляшет - смешно!
Женщина. Нет, будет. Дай я лучше тебя по голове поглажу... и волосики-то какие реденькие у зайчика, вороны ему выщипали. Тебе вороны выщипали, зайчик?
Феклуша. Вороны.
Слегка измененной походкой входит загримированный Генрих Тиле. На нем белокурый парик с плешью, широкая рыжая борода; щеки наскоро густо нарумянены. Останавливается и молча смотрит на удивленных женщину и Феклушу.
Феклуша. Позвольте, здесь никого нет... Кто это? Что вы смотрите? (Испуганно зовет.) Генрих Эдуардович, тут кто-то...
Тиле торжествующе хохочет.
Тиле (коверкая слова) . Позвольте узнать, Генрих Тиле дома или уже убежал? Я англичанин, сэр Эдуард Томсон. Я рыжий.
Феклуша. Неужели?.. Генрих Эдуардович! У меня даже хмель соскочил, ей-Богу! Кто это, думаю, даже испугался! Да неужели?
Хохочет. Тиле и женщина тоже.
Тиле. Не узнал, Феклуша?
Феклуша. Да разве можно узнать? Ну и фигура, вот фигура", и борода рыжая! (Хохочет.)
Женщина. И еще плешивый, Господи! А плешь-то на что?
Тиле. Смотрите. (Измененной походкой под англичанина ходит по комнате, показываясь.)
Феклуша. Чудеса, совсем другой человек. Ничего не понимаю, с ума сошел. Да вы ли это, Генрих Эдуардович?
Тиле. Я. Я могу другую походку, я могу другой голос и все другое. Каждую ночь я надеваю это платье, смотрю в зеркало и хожу по комнате один. Я учусь, Александров,- теперь ты понял меня, глупец?
Феклуша. Вот это чудеса, это настоящее. Женька, ты видишь? Ему руку поцеловать мало, вот что я скажу!
Тиле Не хотите ли музику, почтеннейший господин Александров, и вы, прекрасная дама? Я музикант, к вашим услугам.
Феклуша. Хочу, давайте. Женя, музыка!
Тиле. Я знаменитый музикант. Слушайте, Феклуша, вот я сыграю вам "Собачий вальс". Слушайте! (Садится и с обычной чопорной манерой, подчеркивая ее, играет "Собачий вальс"; объясняет.) Это собачки танцуют. Маленькие, хорошенькие собачки! Ти-та-та!..
Феклуша. Собачки... ну, ну?!
Тиле. Так. Так. Их дергают за ниточку, им показывают кусочек сахару... та-та-ти-ти... А они поднимают ножку - так! Так! И танцуют - маленькие, глупенькие собачки. Так! Так!
Феклуша. И еще! Ну, пожалуйста, разочек!
Женщина. Еще! Еще!
Тиле. Нет. Довольно. (Быстро отходит от рояля; яростно смотрит на женщину и Феклушу и топает ногой.) Кто я?? О глупцы! Мне будут играть лучшие музыканты в мире, а я стану ногой, я раздавлю ногой их глупую скрипку и скажу: довольно! Я ногой стою на вашей глупой музыке - довольно! Прекраснейшие женщины упадут к моим ногам, и они будут целовать грязь моих подошв, а я стану ногой на голую прекрасную грудь и скажу: довольно! И она раздавлена, но она еще целует разбитыми губами: довольно! - крикну я. Довольно, глупая, ничтожная, недостойная... тварь!.. (С силой ударяет по роялю.)
Женщина. Ой, не надо! Лучше музыку.
Феклуша. Не надо, Генрих Эдуардович. Я боюсь! Лучше музыку, собачек. Пусть опять собачки...
Тиле. Собачки?
Феклуша. Да!
Женщина. Собачки!
Феклуша. Да! Как их за ниточку, а они ножкой, ножкой. Мне хочется! (Сучит ногами.)
Тиле. Ножкой?
Феклуша. Да! Мне хочется!
(Смеется.) Ему хочется, ему хочется... Пусть будут собачки.
Женщина и Феклуша (просят).
Тиле (садясь за рояль, измененным голосом). Слушайте! Я знаменитый музикант, и вот я играю вам знаменитый "Собачий вальс". Танцуйте.
Играет "Собачий вальс". Феклуша, подняв обе руки и подражая танцующей собаке, плавно кружится на носках, танцует. Лицо его серьезно и благоговейно. К нему присоединяется женщина: подняв обе руки, кружится плавно, как во сне; и лицо ее также серьезно и внимательно. Обернув к ним рыжую голову и накрашенные щеки, широко показывая белые зубы, смотрит на них, хохочет и играет Генрих Тиле.