Картина 4
У самой воды, на тесной площадке каменистого берега стоит человек - маленькое, темное, неподвижное пятно. Позади его холодный, почти отвесный скат уходящего ввысь гранита, а перед глазами - в непроницаемом мраке - глухо и тяжко колышется океан. В открытом голосе валов, идущих снизу, чувствуется его мощная близость. Даже пофыркивание слышно - будто плещется, играя, стадо чудовищ, сопит, ложится на спину и вздыхает удовлетворенно, получает свои чудовищные удовольствия.
И пахнет открыто океан: могучим запахом глубин, гниющих водорослей, своей травы. Сегодня он спокоен и как всегда - один.
И один только огонек в черном пространстве воды и ночи - далекий маяк святого Креста.
Слышится скрежет камешков под осторожною стопою: то Хаггарт спускается к морю по крутой, но привычной тропинке. Останавливается, молчит сдержанно, выдыхая напряжение опасного спуска, и снова идет. Вот уже внизу он - выпрямляется и смотрит долго на того, кто уже занял свое странно-обычное место на самой границе пучины. Делает несколько шагов вперед и приветствует нерешительно и мягко - даже робко приветствует Хаггарт:
- Здравствуйте, неизвестный господин. Вы уже здесь давно?
Печальный, мягкий и важный голос отвечает:
- Здравствуй, Хаггарт. Да, я уже здесь давно.
- Вы смотрите?
- Смотрю и слушаю.
- Вы позволите мне стать возле вас и смотреть туда же, куда смотрите и вы, господин? Боюсь, что я мешаю вам своим непрошеным присутствием - ведь когда я пришел, вы были уже здесь, господин, - но я так люблю это место. Здесь уединенно и море близко, а земля за спиною молчит; и здесь открываются мои глаза. Как ночная птица, я лучше вижу в темноте: день ослепляет меня. Ведь я вырос на море, господин.
- Нет, ты не мешаешь мне, Хаггарт. Но не мешаю ли я тебе? Тогда я могу уйти.
- Вы так вежливы, господин, - бормочет Хаггарт.
- Но я тоже люблю это место, - продолжает печальный и важный голос. - И мне также нравится, что за спиною моей холодный и спокойный гранит. Ты вырос на море, Хаггарт: скажи мне, что это за неяркий огонек направо?
- Это маяк святого Креста.
Хаггарт говорит, сдержанно волнуясь:
- Вы пугаете меня, господин. Зачем вы спрашиваете то, что сами знаете лучше меня. Вы хотите меня искусить - ведь вы знаете все.
В печальном голосе нет улыбки - только печаль.
- Нет, я знаю мало. Я знаю даже меньше, чем ты, так как знаю больше. Прости за несколько запутанную фразу, Хаггарт, но язык так трудно поддается не только чувству, но даже мысли.
- Вы вежливы, - бормочет Хаггарт взволнованно, - вы вежливы и всегда спокойны. Вы всегда печальны и у вас тонкая рука с перстнями, и вы говорите как очень важное лицо. Кто вы, господин?
- Я тот, кого ты назвал: кому всегда печально.
- Когда я прихожу, вы уже здесь; когда я ухожу, вы остаетесь. Отчего вы никогда не хотите уйти со мною, господин?
- Я вижу вас только ночью. Я знаю всех людей вокруг поселка, и нет никого, кто был бы похож на вас. Иногда я думаю, что вы владелец того старого замка, где жил и я - тогда я должен вам сказать: замок разрушен бурею.
- Я не знаю, о ком ты говоришь.
- Я не понимаю, откуда, но вы знаете мое имя: Хаггарт. Но я не хочу вас обманывать: хотя и жена моя Мариетт зовет меня так, но я сам выдумал это имя. У меня есть другое, настоящее имя, о котором здесь никто не слыхал.
- Я знаю и другое твое имя, Хаггарт. Я знаю и третье твое имя, которого ты сам не знаешь. Но едва ли стоит об этом говорить. Смотри лучше вот в эту черную глубину и расскажи мне о твоей жизни: правда ли, что она так радостна? Говорят, что ты всегда улыбаешься. Говорят, что ты самый смелый и красивый рыбак на всем побережье. И говорят еще, что ты очень любишь жену свою Мариетт.
восклицает Хаггарт сдержанно: - Моя жизнь так печальна, что в самой этой черной глубине ты не нашел бы образа, подобного ей. О, господин! Так глубоки мои страдания, что в самой этой черной глубине ты не нашел бы места страшнее и глубже.
- О чем же печаль твоя и страдания твои, Хаггарт?
- О жизни, господин. Вот ваши благородные и печальные глаза смотрят туда же, куда и мои: в эту страшную темную даль. Скажите же мне: что движется там? Что покоится и ждет, безмолвствует и кричит, и поет, и жалуется своими голосами? О чем эти голоса, которые тревожат меня и наполняют душу мою призраками печали и ни о чем не говорят? И откуда эта ночь? И откуда моя печаль? И вы ли это вздыхаете, господин, или в ваш голос вплетается вздох океана? - я плохо начинаю слышать, о, господин мой, мой милый господин!
- Это я вздыхаю, Хаггарт. Это твоей печали отвечает моя великая печаль. Ты видишь ночью, как ночная птица, Хаггарт: так взгляни же на тонкие руки мои, одетые перстнями - не бледны ли они? И на лицо мое взгляни - не бледно ли оно? Не бледно ли оно - не бледно ли оно?.. О, Хаггарт, мой милый Хаггарт!
Безмолвно тоскуют. Плескается, ворочаясь, тяжелый океан, плюет и фыркает, сопит спокойно. Сегодня он спокоен и один - как всегда.
- Передай Хаггарту... - говорит печальный голос.
- Передай Хаггарту, что я люблю его.
Молчанье - и тихо звучит бессильный и жалобный упрек:
- Коли бы не был так строг ваш голос, господин, я подумал бы, что вы смеетесь надо мною. Разве я не Хаггарт, что еще должен передавать что-то Хаггарту? Но нет: иной смысл я чувствую в ваших словах, и вы снова пугаете меня, господин. А когда боится Хаггарт, то это действительно страх. Хорошо: я передам Хаггарту все, что вы изволили сказать.
- Поправь мне плащ: мне холодно плечу. Но мне все кажется, что огонек этот гаснет. Маяк святого Креста - ты так назвал его, я не ошибаюсь?
- Ага! Так зовут его здесь.
Молчание.
- Мне надо уже идти? - спрашивает Хаггарт.
- А вы останетесь здесь?
- Я останусь здесь.
Хаггарт отступает на несколько шагов.
- Прощайте, господин.
Снова скрежещут камешки под осторожной стопою: не оглядываясь, взбирается Хаггарт на крутизну.
О какой великой печали говорит эта ночь?