Картина 5
- Твои руки в крови, Хаггарт. Кого ты убил, Хаггарт?
- Молчи, Хорре. Я убил того. Молчи и слушай - он сейчас начнет играть. Я уже стоял здесь и слушал, но вдруг так сжало сердце! - и я не мог уже оставаться один.
- Не мути мой разум, Нони, не искушай меня, я убегу отсюда. Ночью, когда я уже сплю, ты налетаешь на меня, как демон, хватаешь за шиворот, волочешь сюда - я ничего не понимаю. Скажи, мальчик, нужно спрятать труп?
- Да, да!
- Отчего же ты не бросил его в море?
- Тише! О чем ты болтаешь? Мне нечего бросать в море.
- Но руки твои в крови...
- Молчи, Хорре! Сейчас он начнет. Молчи и слушай, тебе я говорю: ты мне друг или нет, Хорре?
Тащит его ближе к темному окну церкви. Хорре бормочет:
- Какая темнота. Если ты поднял меня с постели для этой проклятой музыки...
- Да, да, для этой проклятой музыки.
- То ты напрасно нарушил мой честный сон. Я не хочу музыки, Нони!
- Так! Или мне было бегать по улице, стучать в окна и кричать: эй, кто там живой! Идите помогать Хаггарту, станьте с ним против пушек.
- Ты что-то путаешь, Нони! Выпей джину, мальчик. Какие пушки?
- Тише, матрос.
Оттаскивает его от окна.
- Ох, ты треплешь меня, как шквал.
- Тише! Он, кажется, посмотрел на нас в окно: что-то белое мелькнуло за стеклом. Ты можешь засмеяться, Хорре: если бы он вышел сейчас, я закричал бы, как женщина.
- Ты про Дана так говоришь? Я ничего не понимаю, Нони.
- Но разве это Дан? Конечно, это не Дан, это кто-то другой. Дай мне руку, матросик.
- Я думаю, что ты просто хлебнул лишнего, Нони, как тогда - помнишь, в башне? И рука у тебя дрожит. Но только тогда игра была другая...
- Тсс!..
Хорре, понижая голос:
- Но рука твоя, действительно, в крови... Ой, ты ломаешь мне пальцы!
Хаггарт угрожающе:
- Если ты не замолчишь, собака, я сломаю тебе каждую кость! Я вытяну из тебя каждую жилу, если ты не замолчишь - собака!
Молчание. Тихо стонет, будто жалуется, далекий прибой - далеко ушло море от черной земли. И ночь безмолвна. Пришла неведомо откуда и стала над землею; стала над землею и молчит; молчит и ждет чего-то. И дикие туманы колыхнулись ей навстречу - дыхнуло море призраками, гонит на землю стадо безголовых покорных великанов. Туман идет.
- Почему он не зажигает огня? - хмуро, но уже покорно спрашивает Хорре.
- Ему не нужно огня.
- Может быть, в церкви никого уже и нет?
- Есть.
- Поднимается туман. Какая тишина! Пахнет чем-то нехорошим - как ты думаешь, Нони?
- Тсс...
Первые тихие звуки органа. Сидит кто-то в темноте один и на непонятном языке говорит Богу о самом важном. И как ни слабы звуки - вдруг сразу исчезла тишина, колыхнулась ночь и всеми мириадами своих призрачных глаз уставилась на темную церковь. Тревожный шепчет голос:
- Слушай. Он всегда так начинает. Сразу хватает за душу! Откуда у него сила? Он сразу берет за сердце.
- Мне не нравится.
- Слушай! Вот он притворяется Хаггартом. Хорре! Маленький Хаггарт на коленях у матери. Смотри: все руки полны золотыми лучами, маленький Хаггарт играет золотыми лучами. Смотри!
- Вот он притворяется Хаггартом! Слушай.
Глухо звучат томительные аккорды. Хаггарт тихо стонет.
- О чем ты, Нони? Тебе больно?
- Да. Ты понимаешь, о чем он говорит?
- Нет.
- Он говорит о самом важном - о таком важном, Хорре, что если бы мы могли понять... Я хочу понять. Слушай, Хорре, слушай! Зачем он притворяется Хаггартом? - это не моя душа. Моя душа не знает этого.
- Чего, Нони?
- Не знаю. Какие ужасные сны в этой стране. Слушай. Вот! Теперь он будет плакать и скажет: это Хаггарт плачет. Он будет звать Бога и скажет: это Хаггарт зовет. Он лжет - Хаггарт не звал, Хаггарт не знает Бога.
Снова сдержанно стонет.
- Тебе больно?
- Да. Молчи.
Хаггарт сдержанно вскрикивает:
- Ох, Хорре!
- Да что с тобою, Нони?
- Да скажи же ему, что это не Хаггарт. Это ложь! - торопливо шепчет Хаггарт. - Он думает, что он знает, а он сам ничего не знает. Он маленький, дрянной старик с красными, как у кролика глазами, и его завтра слопает смерть. Ха! Он торгует бриллиантами, пересыпает их с руки на руку, как старый жид, а сам умирает от голоду. Обман, Хорре, обман! Давай громко говорить, Хорре, мы здесь одни.
Кричит, обращаясь к гремящему органу:
- Эй, музыкант! На твоих крыльях не может подняться и муха - самая маленькая муха не может подняться. Эй, музыкант! Давай твою дырявую шляпу, и я кину в нее грош - больше не стоит твое лганье. Ты что болтаешь там о Боге, кроличьи глазки? - замолчи, мне стыдно тебя слушать. Клянусь, мне стыдно тебя слушать! Не веришь? Все зовешь? Куда?
- Бей их в лоб, Нони.
Умолкает. Торжественно поет орган.
- Отчего ты замолчал, Нони? - тревожно спрашивает матрос.
- Я слушаю. Хорошая музыка, Хорре. А разве я что-нибудь говорил?
- Ты даже кричал, Нони, и меня заставил кричать с собою.
- Это неправда. Я все время молчу, ты, знаешь ли, я ведь даже ни разу не раскрывал рта! Тебе что-нибудь приснилось, Хорре. Может быть, ты думаешь, что ты возле церкви? Ты просто спишь на твоей постели, матрос. Это сон.
Хорре со страхом:
- Хлебни-ка джину, Нони.
- Не надо. Я уже хлебнул чего-то другого.
- Твои руки?
- Молчи, Хорре. Разве ты не замечаешь, что все молчит и слушает, и один ты болтаешь? А то ведь и музыкант может обидеться!
Тихо смеется. О торжественном примирении человека с Богом гудят созвучья медных труб. Густеет туман.
Громкий топот ног - кто-то тревожный пробегает по пустынной улице.
- Нони! - шепчет матрос: - Кто-то пробежал!
- Я слышу.
- Нони! Еще кто-то бежит. Дело неладно.
Мечутся среди ночи испуганные люди; удваивает шаги ночное эхо - удесятеряет их страх и кажется, будто весь поселок, охваченный ужасом, убегает куда-то. Колеблясь, танцуя молчаливо, как на волнах, проплывает фонарь.
- Это его нашли, Хорре. Это убитого нашли, матрос! Я не выбросил его в море, я принес его и прислонил головою к двери его дома. Его нашли.
Туман густеет.