Поиск по творчеству и критике
Cлово "1920"
Входимость: 4. Размер: 32кб.
Входимость: 4. Размер: 16кб.
Входимость: 3. Размер: 33кб.
Входимость: 2. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 36кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 88кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 102кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 4. Размер: 32кб.
Часть текста: с господином Феклушей друзья. Но как я потолстел, Лиза,- ты замечаешь? Елизавета. Да. Карл. Даже неприлично. За последнюю неделю опять прибавил полфунта, и это несмотря на гимнастику и верховую езду. Надо будет взять массажиста. Господин Феклуша, вы что делаете, чтобы быть таким тощим - вы скоро станете похожим на факира! Феклуша. Что? Да, я похудел. Карл. Похудел! Сколько вы весите? Феклуша. Что? Не знаю, Карл Эдуардович, никогда не взвешивался. Карл. Лиза,- правда, что наш друг, господин Феклуша, похож на сумасшедшего, который удрал от надзирателя? Но что же ты не идешь, Лиза, смотреть? Иди, а мы здесь поболтаем. Что ты смотришь? Елизавета. Карл,- неужели уже прошло полтора года, как мы с тобой здесь были? Смотри: те же ноты. Карл. Да, Генрих консервативен. Вероятно, прошло, я, право, не знаю. И вообще, Лиза, я не понимаю прелести душу раздирающих воспоминаний, в этом отношении я европеец. Вот русские: те всегда не живут, а что-то вспоминают; и о чем бы они ни говорили или ни писали, это всегда похоже на воспоминание. Елизавета. А Генрих? Карл. Генрих? В конце концов, я плохо знаю брата моего Генриха... впрочем,...
Входимость: 4. Размер: 16кб.
Часть текста: в ту же ночь едва не повесилась «мамаша»: Анастасия Николаевна была уже без сознания, когда вошедшая в комнату невестка — «тетя Наташа» ножницами перерезала шнурок. Сами похороны превратились в задачу со многими неизвестными — ни у кого из обитателей дачи Фальковского не было разрешения, чтобы поехать в Выборг за гробом, и более того — в семье на тот момент не оказалось наличных денег, не то что на гроб — на проезд до Выборга. Свято верящая в скорую победу Юденича над большевиками, Анна Ильинична ни за что не хотела хоронить Андреева «на чужбине», дело кончилось тем, что 16 сентября при небольшом стечении «колонистов» черный гроб с телом покойного был временно помещен в часовню на соседнем с Фальковскими дачном участке, дача эта принадлежала Анне Карловне Горбик-Ланге, и — по иронии судьбы — всего лишь несколько лет назад здесь беззаботно отдыхал «друг Максимушка». Что ж, Анну можно понять: убежденная в гениальности мужа — она мечтала устроить Андрееву пышные похороны на родине. К тому же покойный не раз заявлял о своем желании упокоиться на Новодевичьем кладбище, рядом с Шурочкой и сестрой Зинаидой. Но правление столь ненавидимых Андреевым большевиков установилось надолго, и гроб с покойным простоял в часовне...
Входимость: 3. Размер: 33кб.
Часть текста: 1901 года меня не арестовали и не отправили в Якутскую область. Каким далеким и непонятным кажется теперь тот мир, тот быт: не верится, что прошло всего лишь двадцать лет, а не два столетия! Какое полусонное царство было тогда вокруг нас! Россия Николая II 1 жила еще тогда медлительною, тяжелою и грузною жизнью, шла куда-то — слепая — как будто руководимая тенью царя Александра III. Мы еще не предчувствовали тогда надвигавшейся на Россию японской опасности; мы жили, не страшась бурь и непогоды, жалуясь лишь на душное однообразие той опеки, которая тяготела над словом, над жизнью, над всем этим чеховским миром, таким тесным, малым и безвольным. Казалось, что все так прочно, так незыблемо, что разве наши внуки увидят Россию иною. И вот, когда я встречал Л.Н Андреева в московских литературных кружках, я всегда чувствовал, что этот человек как будто пришел из другой страны. Не то, чтобы в своем быте, в своих убеждениях, взглядах и вкусах он был человеком, опередившим современников; напротив, он был очень характерен для известных кругов тогдашней литературной Москвы. Но было в нем что-то иное, чего определить вкусом или мнениями никак нельзя и что делало его одиноким и своеобразным, несмотря на то «общее выражение», которое ему было свойственно как москвичу, писателю, как сотруднику «Курьера» или журнала...
Входимость: 2. Размер: 25кб.
Часть текста: нас! Россия Николая II жила еще тогда медлительною, тяжелою и грузною жизнью, шла куда-то слепая — как будто руководимая тенью Александра III. Мы еще не предчувствовали тогда надвигавшейся на Россию японской опасности; мы жили, не страшась бурь и непогоды, жалуясь лишь на душное однообразие той опеки, которая тяготела над словом, над жизнью, над всем этим чеховским миром, таким тесным, малым и безвольным. Казалось, что все так прочно, так незыблемо, что разве наши внуки увидят Россию иною. И вот, когда я встречал Л. Н. Андреева в московских литературных кружках, я всегда чувствовал, что этот человек как будто пришел из другой страны. Не то, чтобы в своем быте, в своих убеждениях, взглядах и вкусах он был человеком, опередившим современников: напротив, он был очень характерен для известных кругов тогдашней литературной Москвы. Но было в нем что-то иное, чего определить вкусом или мнениями никак нельзя, и что делало его одиноким и своеобразным, несмотря на то «общее выражение», которое ему было свойственно как москвичу, писателю, как сотруднику «Курьера» или журнала «Жизнь», который издавался тогда в Петербурге при ближайшем участии Максима Горького. В это время в Москве заявили уже о себе новые поэты, объединившиеся под знаком «Скорпиона». Эти люди, «зачинатели нового искусства», в известном смысле воистину были декадентами, то есть выразителями «конца века». Их творчество было как бы ознаменованием культурного перелома. Л. Н. Андреев к их кружку не принадлежал и не мог принадлежать. Он был для них «провинциален», недостаточно «рафинирован», и он не любил и не ценил этих...
Входимость: 1. Размер: 36кб.
Часть текста: звездами августовского неба - туда уходит дорога. Тихо, лишь редкие, негромкие свистки, рожок стрелочника, пыхтение пара. Один раз где-то сбоку проходит поезд. На пустынной платформе со стороны вокзала показываются трое: Катя, Столярова и Василий Васильевич, статистик. Катя. Ну, и тут нет.- Темень какая! Василий Васильевич. Значит, еще не приезжали. До поезда долго еще ждать. Катя. Столярова, ты уморилась? Столярова. Нет, не особенно. Катя. А меня, матушка, и ноженьки не держат. Сядем-ка да посидим - ох, Господи! И говорила ведь: взять бы извозчика, и так бы превосходно втроем доехали, а то на тебе - пешком. Василь Василич, отойдите-ка. Василий Васильевич (вставая). Куда? Катя. А вон туда - нет, нет, подальше. Стойте там и сюда не смотрите. Стойте! Василий Васильевич. Стою. Столярова. Ты что, Катя? Катя. Посмотри-ка, Женька, у меня тут раскололось... Нашла? Столярова. Нашла. Погоди, не вертись. Катя. Не успела сегодня дошить, у меня тут все на булавках. А дорогой вдруг чувствую: матушки, поползло! Ну? В тело булавку не вонзи. Столярова. Ну, вот еще. А ты толстая, Катька. Катя. Толстенькая. Столярова! Столярова. Ну? Катя. Ты видала вчера в саду, как я на него пялилась? Столярова. На кого? Катя. На него! На него - на миленького моего. Не заметила - да н-ну? Ой, не щекочи... Женька, да ты, матушка, спятила? Столярова. Готово. Врешь ты все. Катя. Вот тебе крест - не вру! И такой он миленький, и такой он одинокенький, и такой он благородный. Меня даже тошнит. Постой... (Громко.) Василь Василич! Василий Васильевич (оборачиваясь) . Что? Катя. Ступайте-ка на вокзал, посмотрите, не приехали Мацневы. Мы тут посидим. ...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: здания МХТ в Камергерском какая-то особая лесенка вела наверх, рядом белела табличка «вход на сцену им. Леонида Андреева». Предполагалось, что пьеса давным-давно уже принята режиссером и сегодня — первая репетиция. Пока мы поднимались по лесенке, Андреев мрачно заметил, что в первом эпизоде, где — по моему замыслу — в клетке должны томиться адмиральские белки, я напрасно ввела столь мелких животных, было бы гораздо выразительнее, если бы в неволе был заточен крупный зверь — носорог или слон. Нет, — ответила я, — большой зверь — это впрямую, а мучения адмиральских белок будет доходить до зрителя постепенно, что гораздо эффектнее. Андреев промолчал. Когда мы вошли, довольно просторный — мест на триста — зрительный зал оказался уже битком набит журналистами и театральной критикой, на несколько секунд я потеряла Андреева из виду: надо было поздороваться с московскими приятелями, перекинуться парой слов с земляками, а когда вновь подошла к мэтру — оказалось, что все места рядом с ним уже заняты, и я попросила билетершу принести мне стул. — Ну-с, поехали, — скомандовал...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: молодых в то время, сами авторы читают свои новинки, еще не появившиеся в печати, самые свежие новинки — прямо из-под пера, а товарищи высказывают о прочитанном свои откровенный мнения, — и что он, когда будет в Москве, непременно станет посещать эти Среды. Между прочим, Горький писал, что рекомендует и просит приютить и приласкать молодого, начинающего писателя, Андреева, человека хотя и неизвестного, но очень милого и талантливого. Вскоре после этого Горький приехал в Москву и в первую же Среду привез к нам Андреева. Это был молодой человек, типа студента, с красивым лицом, очень тихий и молчаливый, одетый в пиджак табачного цвета. В десять часов, когда обычно начиналось чтение. Горький предложил выслушать небольшой рассказ молодого автора. — Я вчера его слушал, — сказал Горький, — признаюсь, у меня на глазах были слезы. — Начинайте, Леонид Николаевич, — предложили Андрееву. Но тот стал говорить, что сегодня у него болит горло, что читать он не может; словом, заскромничал и смутился. — Тогда, давайте, я прочитаю, — вызвался Горький. Взял тоненькую тетрадку, сел к лампе и начал: — Рассказ называется «Молчание»… Чтение длилось менее получаса. Андреев сидел рядом с Горьким, сидел, все время не шевельнувшись, положив ногу на ногу и не сводя глаз с одной точки, которую он выбрал где-то вдалеке, в полутемном углу. Конечно, он чувствовал, что на него все смотрят. Но вряд ли он чувствовал, что каждая прочитанная страница сближает с ним этих, хотя и знаемых, но все-таки чужих ему людей, среди которых сидит он точно новичок в школе. Чтение кончилось… Горький поднял глаза, ласково улыбнулся Андрееву и сказал: — Черт возьми,...
Входимость: 1. Размер: 88кб.
Часть текста: мощного, своеобразного, весьма холодного, европейского с виду города. Мы не знаем подробностей его первого путешествия по Невскому проспекту — мимо Аничкова дворца, мимо Гостиного Двора, Михайловского и Зимнего дворцов, и далее — по Николаевскому мосту на Васильевский остров, где в пансионе Веры Гедройц ждала его Зинаида. Похоже, на этом пути наш герой был озабочен отнюдь не видами города, сетуя в письмах на родину: «Господи, вот несчастье-то… <…> Приходится скрючившись ехать на извозчике, вокруг тебя и под тобой чемоданы, а в руках — в одной жестянка с керосином, в другой лампа» [51] . Из дальнейшего станет ясно, что Андреев так и не испытал гоголевского трепета перед этим единственным в своем роде городом, его улицы, холодная река, серые дома, мрачные люди и даже Невский проспект не станут действующими лицами его произведений. И в будущем, увы, Андреев-писатель не прибавит ярких страниц к той книге, которую один филолог впоследствии назовет «петербургский текст». Город, возникающий в ранней прозе Андреева, конечно же мало походит на...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: вашу жизнь и в самой глубокой старости, когда все уже пережито, похоронено, забыто, - вызывает отраженную улыбку. Смешной случай, о котором я хочу рассказать, произошел очень давно. Десятки лет проползли над моей головою и стерли с нее все волосы, но уже ни разу я так не смеялся - ни разу! - хотя вовсе не принадлежу к числу людей мрачных, по самой природе своей не отзывчивых на смешное. Есть такие люди, и мне их душевно жаль. Так как искренний чистый и приятный смех, даже только веселая, но искренняя улыбка составляют одно из украшений жизни, быть может, даже наивысшую ценность ее. Нет, я совсем другой, я веселый человек! Я люблю юмористические журналы, остроумную карикатуру и крепко просоленный, как голландская селедка, анекдот; бываю в театре легкой комедии и даже не прочь заглянуть в кинематограф: там попадаются не лишенные юмора вещицы. Но увы! Тщетно ищу я на людях и в книге тот мой прекрасный, единственный, до глубины души искренний смех, который, как солнце за спиною, озаряет до сих пор мой нелегкий путь среди колдобин и оврагов жизни, - его нет. И так же бесплодно ищу я счастливой комбинации всех тех условий, какие в тот памятный день соединились в искусный узел комического. Конечно, я смеюсь, было бы неправдой сказать другое, но нет уже искренности в моем смехе. А что такое смех без искренности? - это гримаса, это только маска смеха, кощунственная...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: "церковь", к которой он принадлежал, давно уступила свое место другой, бальмонто-брюсо-модернистской, и новые господа естественно и беспощадно стали выбрасывать старых богов из их тихих могил. И если "гражданин" Некрасов (для нынешних эта кличка почти позорна) слишком велик, чтобы так легко с ним расправиться, и нужна продолжительная и хитрая осада, то с маленьким Надсоном никто не видит надобности стесняться. Выбросить из поэтов - так постановлено, так и сделано; и только совсем "безвкусные" или совсем "невежественные" обыватели могут еще читать этого монотонного, слабоголосого, жиденького поэтика, имеющего всего каких-нибудь три ноты, как пастушеская жалейка. С презрением смотрит на Надсона и его читателей теперешний Парнас российский. Им, этим Вагнерам, оркеструющим каждое свое стихотворение и поэзу, смешна и жалка скромная, жиденькая мелодия, похожая на плач кулика "над унылой равниной"; им, вкусившим от "черной мессы" (хотя бы в воображении только), смешна и презренна эта маленькая гражданская добродетель, эта почти девическая любовная чистота. Как жалки, жидки и плоски формы Надсона рядом хотя бы с роскошными формами В. Брюсова! И пусть всем известно, что эти роскошные формы не столько дарованы природой, сколько изготовлены в ближайшей корсетной мастерской, и что эти высокие груди надуты воздухом, - кому дело до правды, раз взгляду приятно! Вообразить, как глубоко, как искренно презирает Надсона тот же Маяковский, это очаровательное "облако в...